Стоит ли Западу договариваться с россией: плюсы и минусы переговоров

После четкого заявления Владимира Зеленского, что никаких переговоров с россией, пока путин у власти, не будет, большинство западных лидеров на договоренностях с оккупантами не настаивают. Однако некоторые все же предполагают, что за стол переговоров сесть придется. Какие у этого есть плюсы и минусы и в каком формате они могут пройти, рассказывает в своей статье доцент Австралийского национального университета Рон Леви. Оригинал опубликован на the Conversation, перевод подготовили Новини.LIVE.

Мнение редакции может не совпадать с мнением автора.

Поскольку прогрессивные члены Конгресса США недавно призывали к возобновлению прямых переговоров между Западом и россией владимира путина, пора рассмотреть, как такие переговоры могут выглядеть и что можно получить — или потерять — в результате.

По мере того, как военные потери россии в Украине растут, риторика вокруг российской войны становится все более апокалиптической. В Украине мало кто призывает к переговорам, а президент США Джо Байден заявил, что будет уважать желание Украины.

Но могут ли прямые переговоры между высшими российскими и западными лидерами помочь избежать катастрофы?

Во время Холодной войны — времени, которое часто сравнивают с нынешним этапом истории — советские и западные антагонисты смогли провести несколько успешных диалогов по вопросам, включавшим ядерную деэскалацию. Примеры холодной войны свидетельствуют о том, что не просто "переговоры", а "саммиты", символизирующие диалог на высоком уровне между равными, могут помочь инициировать риторическую перезагрузку.

Какие аргументы "за" и "против" таких переговоров на высоком уровне?

Критика

Потенциальные недостатки переговоров очевидны. Некоторые комментаторы утверждают, что переговоры станут вознаграждением путина за его ядерную балансировку на грани.

Действительно, нет сомнения в том, что кроме переговоров должны быть и другие сильные формы ответа на вторжение.

Другой аргумент состоит в том, что конечной целью путина является инкорпорация Украины в состав российской нации, а без этого любые переговоры неизбежно будут провальными.

Третьи просто полагают, что разговаривать с агрессором морально неприемлемо.

Это не новая дискуссия. Лидеры часто пытались решить, следует ли говорить с врагами, даже если они ненавидят действия своих врагов.

К примеру, подобные вопросы, сосредоточенные на Иране в то время, фигурировали в кампании между кандидатами в президенты Бараком Обамой и Джоном Маккейном в 2008 году.

В этот раз западные лидеры от Байдена в США до премьер-министра Финляндии Санны Марин приняли более жесткую линию Маккейна.

Основания для переговоров

Однако те, кто призывает к переговорам, могут спросить, реалистично ли ожидать, что войны закончатся, просто дождавшись, когда первоначальный агрессор признает свою неправоту.

Конечно, другой вариант — ждать, пока война пойдет своим ходом на местах. Но, несмотря на неудачи, ресурсы россии для поддержания войны еще далеко не исчерпаны.

Выбор не разговаривать с другой стороной понятен. Когда война жестока и несправедлива, об этом нужно говорить.

Но что если, выражая свое моральное неодобрение путем молчания, война, которую мы не одобряем, парадоксальным образом длится дольше? Что, если ее следствием будет гораздо больше смертей?

Правильно ли просто обвинять другую сторону в дополнительных смертях? Или мы несем определенную обязанность говорить, пытаясь предотвратить войну, даже если мы ее не начинали?

Статусное недовольство как корень войны

Предыдущие войны часто частично объяснялись статусными претензиями — историческим унижением группы, что приводило к необходимости сведения счетов. Конечно, обиды могут быть совершенно ложными. И статусное недовольство не должно являться законной причиной для войны.

Однако, независимо от того, считаем ли мы это законным или нет, недовольство статусом является причиной войны. Мы можем спросить россию, почему она не может просто принять свою позицию, которая ухудшилась после холодной войны. Но это может оказаться бесполезным. В большинстве случаев статусное недовольство не может быть устранено или побеждено рациональными аргументами. Для тех, кого оно одушевляет, статусное недовольство кажется таким же реальным и рациональным, как и любая другая причина войны.

Обоснование россией нападения на Украину выглядит как парадигмальный случай статусной обиды. С украинской стороны идет борьба против завоевания, борьба за суверенитет, борьба за демократические и либеральные ценности, каждая из которых, безусловно, стоит того, чтобы за нее бороться.

Однако, с другой стороны, происходит сведение счетов в более широком масштабе. В своей речи, посвященной усилиям россии по аннексии четырех восточных областей Украины, путин сосредоточился не на Украине, а на каталоге преступлений западного блока, слишком мощного, чтобы ему можно было доверять. Он ссылался на западный опыт колонизации, порабощения и ослабления других народов и государств. Он не обратил такой же критической точки зрения на саму россию.

Как выглядел бы саммит?

Пока ряд ученых и политиков надеются на проведение саммита, хотя лишь некоторые из них готовы сказать об этом вслух, рискуя получить негативную реакцию.

Если бы саммит состоялся, он мог бы, возможно, включать россию и другие ведущие мировые государства в качестве главных участников. Принимающей стороной могло бы выступить ООН или нейтральное государство.

Но о чем будут говорить стороны? Многие войны имеют глубинные причины, основанные на столкновении ценностей. Не решив их, нам будет трудно положить конец даже самым ужасным войнам.

В Северной Ирландии, например, мирное соглашение 1998 года официально закрепило такие ценности, как "взаимное уважение" и "равенство".

Сторонам в нынешней войне может ничего не стоить выслушать друг друга о ценностях. К примеру, нет ничего плохого в том, что западные государства признают равную ценность своего противника. Мы можем с готовностью уважать исторические, научные и культурные достижения россии.

Подписание договора на любом саммите было бы идеальным, но не обязательным. Можно было бы ограничиться лишь неформальным заявлением о взаимном уважении между историческими блоками с целью ослабить некоторые из основных сил, поддерживающих войну.

Кажется, россия стремится к признанию своего высокого статуса как глобального государства и как успешного народа. Это не такая уж сложная уступка для Запада. Однако она может предложить путину способ сохранить лицо и начать деэскалацию.

Необходимо определить основные правила саммита. Они могли бы включать в себя обсуждение на основе взаимности: например, выслушивание каждой стороной ценностей и претензий другой стороны.

И, наконец, не может быть никаких существенных предпосылок — никаких требований, чтобы перед проведением саммита одна сторона сначала признала ошибки на своем пути. Мы должны быть гораздо более реалистичными. Миротворчество всегда предполагает наличие двух или более сторон конфликта, которые хотя и считают причины друг друга нелегитимными, все равно продолжают переговоры.

Рано или поздно переговоры на высшем уровне могут состояться. Вопрос, пожалуй, только в том, когда. Лидеры Запада, представляющие людей, глубоко озабоченных российским вторжением, могут быть не готовы. Как выяснили прогрессисты в Конгрессе, существуют политические риски даже для того, чтобы выдвинуть эту идею.

Однако аргументы в пользу саммита по крайней мере такие же четкие, как и против. При тщательной подготовке и небольшой удаче, саммит мог бы перезагрузить дискурс вокруг войны, которая сейчас застряла в циклах эскалации.

Рон Леви, доцент Австралийского национального университета, лидер Международной консультативной группы по референдумов и соруководитель глобального Проекта по совещательному управлению и праву.